serenata immortale I. альтернативная концовка

[unipornxing]

по просьбам трудящихся ответ на 40ой вопрос из флэш-моба
альтернативный конец первой серенаты
но на самом деле это все неправда, потому что с таким концом не может существовать вторая часть

Чонин ненавидит больницы, в них буквально все пропитано безысходностью, которой в его жизни и так полно, которая заставляет изо дня в день нажираться до бессознательного состояния, чтобы просто еще как-то держаться. Держаться ради Сэхуна, который тоже вроде как держится, и немного ради Бэкхёна.
Бэкхён выглядит ужасно. Чонин сидит около его койки и с тоской косится на очень худую фигуру в больничной сорочке. От его бывшего осталась какая-то тень, скелет, обтянутый кожей, очень бледный и с жуткими синяками под глазами. Бэкхён кажется практически серым, особенно на фоне стен в палате, и вызывает жалость, жалость, которая выжирает все внутри, поэтому Чонин ненавидит сюда приходить. Однако приходит, просто потому что его заставляет гребанное чувство вины, хотя по сути ни в чем он не виноват вовсе, может быть, только от части. Но это все глупое и жестокое стечение обстоятельств. Это судьба так распорядилась с жизнью Бэкхёна, и незачем тут искать виноватых. Но Чонин приходит. Эти посещения бессмысленные, но немного успокаивают совесть. Да и тлеет надежда, что Бён однажды придет в себя, станет хотя бы немножечко прежним. Врачи очень часто смотрят на Чонина с такой же жалостью, как и он на Бэкхёна, и это дико бесит. Еще один пункт, который делает походы сюда ненавистными, почти болезненными. И ничего не изменится, никогда. Жизнь в последнее время все чаще напоминает замкнутый круг нескончаемого дерьма. Круговорот перманентного горя, которым словно воздух пропитан.
Чонин выкладывает из пакета какой-то дешевый сок, витаминные пакетики и какие-то фрукты – всего по минимуму, потому что у него не так уж и много денег в распоряжении. Большая часть, что ему удается заработать на убогих подработках уходит на выпивку, в которой тонут все несбывшиеся мечты и собственные амбиции. Бэкхён даже есть все это не будет, как всегда, но Чонин все равно покупает, это тоже немного очищает совесть. Хоть и выглядит убого. Все в этом месте выглядит убого. Наверное, даже врачи, работающие тут, ненавидят себя и свою работу. Ким бы точно ненавидел.
Бэкхён между тем открывает глаза. Его взгляд замутнен, как у наркомана, и он оглядывается так, словно не понимает, что окружает его. Только Чонина узнает, но вовсе не рад ему. Как всегда. Бён смотрит растеряно, несчастно, как побитый щенок. Это типичная первая стадия после пробуждения. Хотя бывает и по-другому, еще хуже. Чонин уже предвкушает, что последует дальше. Его слепая вера, что другу однажды полегчает, в очередной раз разбивается вдребезги. Ничего никогда не изменится. Все останется стабильно плохо. В жопу такую стабильность.
- Как ты себя чувствуешь? – по сценарию спрашивает Чонин, будто ждет какого-нибудь другого ответа, хотя бы немного адекватного. Зря, пожалуй. Конечно, зря.
- Почему я здесь? – не понимает Бэкхён, опять не понимает, а ведь уже почти полгода прошло. Гребанные полгода непрекращающегося ада на земле. За что это все? Ким осознает, что сам вел не самую лучшую жизнь, возможно, заслужил. Но чем его бывший заслужил подобное? Судьба редко объясняет, за что трахает тебя без вазелина.
- Где Чанёль? – продолжает вопрошать Бэкхён, в его глазах отражается неподдельная паника. Он садится на своей койке и начинает испуганно озираться. – Почему я здесь? – снова повторяет, как заведенный. – Почему здесь? Почему ты здесь?
Чонин устало вздыхает. Просветов не наблюдается. Сейчас начнется истерика. Наверное, ему пора перестать сюда приходить.
- Потому что ты пытался покончить с собой, Бэкхён, но тебя откачали, и теперь ты на лечении, - произносит Ким в который уже раз, скоро заучит эту фразу наизусть. – А Чанёль… он умер.
Хочется взять скальпель поострее и вырезать себе связки, чтобы больше никогда этого не произносить. Чонину невероятно надоело каждый раз сообщать Бэкхёну о том, что Чанёль умер. В конце концов, это больно. Это для них обоих больно. Ким тоже скорбит, ему тяжко далось принять смерть лучшего друга, это было кошмаром наяву. Хотелось бы постараться забыть, не думать, чтобы было не так плохо, но вот оно, живое напоминание в больничной сорочке. Иногда Чонин ловит себя на мысли, что если бы Бэкхёна не откачали, то было бы лучше. Это ужасная мысль, за которую он себя ненавидит. Нельзя так думать. Но разве смерть не стала бы для Бёна облегчением? Освобождением? Он сам этого хотел. А теперь заперт в своем безумии и бесконечно несчастен, обречен мучиться от боли, не от физической, а от той, что еще хуже.
- Нет, нет, - бормочет Бэкхён, слезая с койки. – Все неправильно, Су Хо должен был отправить меня назад, чтобы я все исправил, слышишь? Я должен спасти Чанёля, это ты должен сдохнуть, ты и Сэхун! – выплевывает он и начинает нарезать круги по палате, пока не подходит к зарешеченному окну, что-то пытаясь там высмотреть. – Су Хо обещал мне второй шанс! – в отчаянии выкрикивает Бён. – Почему я здесь?!
Чонина практически трясет. Сколько можно это слушать? Одна и та же безумная сказочка из раза в раз. Ангелы, блять, демоны, какой-то Су Хо, какие-то чертовы игры за души. После смерти Чанёля и собственной неудавшейся попытки суицида Бэкхён совсем двинулся, придумал какой-то мир в своей голове, настолько бредовый, что врачи уже давно диагностировали шизофрению или что-то вроде того. Они постоянно бросаются какими-то умными словами, которые Чонин не запоминает, ситуация от этого не меняется. Бэкхёна постоянно накачивают транквилизаторами, потому что в сознании он начинает истерить. Скоро Бён превратится в овощ, которому уже ничего не поможет. Врачи это знают, родители Бэкхёна это знают, Чонин это знает. И никто не может ничего с этим поделать. Так зазорно ли желать ему смерти?
- Су Хо должен был отправить меня в тот момент в клубе, слышишь?! – уже кричит Бён и подбегает к Киму, вцепляясь пальцами в футболку и начиная толкать. Его тощие руки трясутся, да и сам он весь трясется, а выглядит безумно и жутко, как и должен выглядеть больной человек. Ни капли здравого смысла в глазах. С каждым разом безумия в них все больше, с каждым разом приходить сюда все страшнее. – Ты! Ты должен сдохнуть, Чонин! Это все из-за тебя! Я тебя ненавижу!
Бэкхён продолжает его трясти, пока крики не превращаются в монотонные вопли, прерываемые короткими, еда понятными фразами о том, что Су Хо обманул, что все не так, все неправильно. Бэкхён начинает бить Кима кулаками в грудь, отвешивать ему пощечины, а Чонин не может ничего сделать, его каждый раз деморализуют эти истерики. Он слышит приближающийся топот санитаров, которые опять привяжут Бёна к койке ремнями, оставят на хрупком теле кучу синяков, обколют транквилизаторами, чтобы тот отключился.
Чонин чувствует, как у него на глаза наворачиваются слезы, а потом предательски скатываются по щекам. Боже, он никогда раньше не позволял себе такого, даже когда с Сэхуном было все плохо. С Сэхуном и сейчас все паршиво, они оба к этому привыкли. Только к такому Бэкхёну привыкнуть невозможно.
- Я ненавижу тебя, Чонин! Ненавижу! – уже срываясь на хрипы вопит Бён и снова дает болезненную пощечину. – Ты такое дерьмо, Чонин, чертова блядь, это ты заслуживаешь смерти, а не Чанёль! Чанель не умер, я тебе не верю! Ты сговорился с Су Хо, да?! Или это демоны?.. Господи, да сдохни ты уже, тварь!
Слезы продолжают скатываться по щекам, на которых алеют следы от пощечин, и Чонину почти противно от самого себя. Ну не такой же он слабак, черт возьми, чтобы вот так реветь здесь, подобно какой-то бабе. Но у него просто уже сдают нервы. Ким долго держался, много месяцев держался, но больше нет сил, совсем нет сил. У него дома, в тумбочке, лежит две пластинки со снотворным, это Сэхун достал. Чонин не знает, сколько еще будет решаться, но однажды принесет эти таблетки сюда и просто затолкает Бэкхёну в глотку, а потом подождет, пока тот уснет и уже точно не проснется. Так будет лучше, ведь он наконец-то успокоится. Может быть, если и существует какой-то пресловутый Рай, то там его будет ждать Чанёль. Может быть, там ничего не будет, только пустота. Но, наверное, пустота лучше, чем все это. Лучше, чем однажды очнуться на больничной койке и понять, что гадишь под себя, и уже ничего не можешь с этим сделать, потому что пускаешь слюни, а твой словесный запас ограничивается бессмысленным мычанием.
Дверь со стуком распахивается и двое санитаров очень резво хватают беснующегося Бэкхёна, который теперь уже бездумно повторяет «Чанёль-Чанёль-Чанёль», как заведенный. И мотает головой. И снова кричит, когда его привязывают ремнями к койке. Брыкается и в какой-то момент смахивает рукой с тумбочки все принесенные соки и прочее. Какие-то бутылочки разбиваются, чертовы яблоки закатываются под кровать, на один из витаминных пакетов санитар наступает ногой, и все превращается в мерзкий бардак, разбавляемый болезненными воплями Бэкхёна. Чонин зажимает уши руками и быстро выходит из палаты. Он часто дышит и пытается успокоить собственную истерику, кусает губы, чтобы сдерживать себя, и сжимает руки в кулаки.
Проходит несколько минут, вопли за дверью стихают. Наконец-то. Они режут больнее самого острого лезвия. Чонин втирает щеки от еще не успевших высохнуть слез, чтобы Сэхун этого не видел, хотя он, конечно, и так догадается, и идет на выход. Идет мимо других психов. Некоторые из них выглядят не так паршиво, как Бэкхён, а некоторые, наоборот, еще хуже. Наверное, у каждого из них есть какая-то своя история, гребанная мерзкая история, которую ты бы не захотел услышать. А есть родственники и друзья, что так же ненавидят себя, когда приходят сюда. Чонин ненавидит больницы, а больше всего ненавидит психушки. В конце концов, вся его жизнь теперь какой-то дурдом. Чанёль умер и оставил их троих в этом аду. Зазорно ли завидовать ему?
Сэхун стоит на улице и курит, вокруг него валяется уже несколько окурков. А раньше не курил, но кто сейчас его осудит? Чонин теперь тоже много курит, особенно много, когда начинает ненавидеть себя за то, что Сэхуна по-прежнему трахают за деньги, а он никак не может придумать, как это изменить, хотя его крючит каждый раз. Они научились это не обсуждать, потому что так проще. Ким научился не попрекать любовника за синяки и засосы, оставленные другими. Сэхун научился не попрекать Чонина за то, что тот ничего с этим не может сделать. Может быть, однажды они найдут какой-то выход, придется рискнуть, наверное, нарушить закон. Когда-нибудь они дойдут до той точки, когда уже нечего терять. Возможно, когда мать Сэхуна, наконец, сдохнет. А пока остается только утешать себя надеждой на лучшее будущее.